В таком случае очевидно, что указание на насильственное удаление Адальберта из Руси, его изгнание оттуда было совершенно необходимым для того, чтобы его назначение на магдебургскую кафедру выглядело юридически безупречно. Действительно, Титмар после своего знаменательного «но» не преминул, как мы видели, добавить: «... и изгнанного оттуда язычниками».
Характерно, что такую же оговорку мы находим и в других источниках, упоминающих о назначении Адальберта на Магдебургскую кафедру. Укажем лишь те из них, которые имеют самостоятельное значение, т. е. текстуально не зависят от других источников.
В хильдесхаймском протографе записи о русской миссии Адальберта, возникшем, вероятно, после 968 г. и легшем в основу известий об этом событии в анналах так называемой херсфельдской традиции, также акцентируется мысль, что русские послы «во всем солгали, ибо упомянутый епископ (Адальберт) не избежал даже смертельной опасности от их происков».
Равным образом и в «Деяниях магдебургских архиепископов» (сер. XII в.) читаем: «Адальберт... был послан для проповеди ругам (Руси), но [этот] грубый народ, свирепый на вид и неукротимый сердцем, изгнал его из своих пределов... ибо по божественному промыслу ему должен был быть препоручен народ в наших краях, недавно обращенный». Достойно внимания, что в этом последнем случае оправдание бегства Адальберта из Руси логически прямо увязывается с его поставлением на митрополию в Магдебурге.
Таким образом, следовало бы ожидать, что в официальных, папских и императорских, грамотах, сопровождавших назначение Адальберта магдебургским архиепископом, этот момент его канонической легитимации будет представлен в наиболее отчетливой форме.
И тут мы сталкиваемся с неожиданностью. Хотя и в папской булле Адальберту, и в учредительной грамоте, изданной для Магдебургской митрополии в канцелярии Оттона I, упоминание «русского прошлого» Адальберта присутствует, но ни в одном, ни в другом документе нет ни слова о том, что Адальберт покинул русскую епархию не по своей воле.
В грамоте Оттона I сказано, что «мы назначили архиепископом... досточтимого мужа Адальберта, некогда назначенного и посланного епископом к ругам». Можно, конечно, предположить, что императора могли не интересовать тонкости канонического права, хотя такое предположение кажется нам маловероятным ввиду той обстоятельности, с какой Оттон I в течение многих лет готовил базу для создания Магдебургской архиепископии.
Но зачем тогда вообще упоминать о «русском эпизоде», тем более неудачном? Ведь не упоминается же, например, о том, что Адальберт был аббатом Вайсенбургского монастыря в Эльзасе, хотя именно с поста вайсенбургского настоятеля он попал на митрополичью кафедру.
Это обстоятельство удивляет не только современного исследователя; оно вызвало законное недоумение и в канцелярии магдебургского архиепископа Гизилера (981 —1004), когда там около 995 г. составляли заготовку подтвердительной грамоты Магдебургу со стороны папы, используя документы 968 г.
|